Дмитрий Всатен - Оридония и род Людомергов[СИ]
Послышался рык с нотками боли. Значит, хотя бы один из хищников ранен стрелой.
Людомар быстро заходил на погоню сзади. Вот он уже напал на их след и шел по нему. Затем он переместился на сторону, откуда почувствовался запах свежей крови. Хищник в нем быстро оживал.
Вскоре он заметил во тьме медленно идущее животное, похожее на приплюснутую с боков собаку с небольшим горбом на спине. Ее голова была огромна и выпирала скулами из-за тонкого тела. В загривке зверя виднелось древко переломанной стрелы, преломленная часть которой болталась, бьясь о бок животного.
Сын Прыгуна быстро приблизился, вскочил на зверя как на лошадь и молниеносно вогнал в его горло оба меча. Хищник словно бы наткнулся на стену, сел на задние лапы, беззвучно открывая пасть, и повалился на бок.
Округу сотрясло сразу несколько рыков.
— Защищайтесь… не дайте… — Голос Кломма потонул в трубном реве зверюг.
— Раздери меня гром, сколько же их?! — Крик Лодена также потонул в реве.
— Где Маэрх? Маэрх, тесак тебе в печень! — орал не своим голосом Рыбак.
Людомар остановился у кромки зарослей у подошвы холма и наблюдал, как небольшая группа олюдей, брездов и реотва, встав полукругом, что есть сил отбивается от наседающих гиров. Хищников было семь. Они теснили друг друга, расталкивали один другого плечами и устрашали воинов своими рыками.
Отряд орал им в ответ. Все забыли об усталости, о ранах — обо всем на свете. Для них теперь установился только очень узкий мир, их вселенная сузилась до размеров межхолмья, сдавленная с двух сторон древокустами и ограничанная с трех сторон мордами гиров.
Звери не знали, как подступиться к защищавшимся. Они тянули длинные лапы и пытались ранить руки или выбить мечи и топоры. Двое из гиров были уже раненны. Отряд медленно отступал.
Появление людомара осталось незамеченным для всех. Оба хищника очень удивились, когда их с силой дернули за хвоствы и подрезали жилы задних ног. Охотник успел поранить еще троих прежде, чем был замечен и своими, и хищниками.
— Маэрх, — весело вскричал Лоден и улыбнулся во всю ширь оцарапанного лица.
Обернулись на коварного врага и гиры. Один из них, самый крупный, без промедления бросился на него, но не долетел ибо был сбит стрелой Рыбака. Людомар, между тем, кубарем откатился в сторону и тут же метнул в зверя меч. Лезвие меча застряло между ребрами гира у передней лапы.
Не дожидаясь пока вожак стаи придет в себя, Сын Прыгуна бросился на ближайшего хищника. Тот отвлекся на него и тут же получил мощнейший удар топора по спине. Гир взвизгнул, протащил еще несколько шагов свой перерубленный зад и распластался на земле. Оставшийся целым единственный гир сиганул в ближайшие кусты.
Вожак еще пытался поразить всех своим грозным ревом, но когда сразу три громадных топора воткнулись в него, отбросив тело на пару шагов в сторону, тут же затих. Четверо подранков были быстро добиты воинами.
— Он… будет… мстить… — через силу выговорил Нагдин и рухнул наземь от усталости.
Его примеру последовали и другие. Все в отряде, кроме людомара, оказались переранены. До конца ночи, охотник бродил по округе, собирая полезные коренья и травы, которые после подложили под кровавые повязки на ранах.
В путь двинулись лишь поздним утром, содрав шкуру с одного из гиров. Рыбак сказал, что запах зверюги отпугнет лошадей саараров.
Ближе к концу дня голодные оборванные и измазанные в своей и чужой крови они достигли леса, и уже глубокой ночью набрели на овраг в ручьем, бегущим понизу. В начале овражка была искусно сделана небольшая запруда, лежал плоский камень, а нависшая над запрудой с вершины склона оврага трава скрывала вход в жилище Лиара.
****— Здесь, — проговорил тихо Нагдин, спускаясь к запруде и скрываясь под нависшим над ней краем оврага.
Дома никого не оказалось. Но Лиар гостеприимно не запер рассохшуюся от влаги дверцу, подбитую изнутри разлезшейся на куски кожанной заплатой.
Внутри жилище оказалось на удивление удачно устроенным и даже уютным. Никто из вошедших не ожидал увидеть аскетичную красоту, чистоту и некое подобие планировки. Дом Лиара состоял из трех комнат, каждая из которых имела дымоход и длинное узкое оконце, пропускавшее скудный свет. Земляной пол был чисто подметен. Вдоль стен тянулись лавочки, уставленные растениями в горшках.
Холкуны тут же зажгли рочиропсы и разложили их по углам главной комнаты. Их тусклый свет выхватил из тьмы очертания самодельной мебели — довольно искусно выполненной.
— Лиар разрешает спать в этой комнате, — Рыбак указал направо. — Там все для этого устроено.
Брезды провели туда Гедагта и Бохта и уложили их отдохнуть.
Рыбак, между тем, по-хозяйски стал распоряжаться всем, до чего смог дотянуться. В углу стоял высокий ящик. Реотв подошел к нему и открыл. Все, кто был в комнате вздрогнули от его вопля.
Людомар обернулся и увидел, что левая рука Нагдина безвольно висит вдоль туловища быстро заливаясь кровью. Холкун и пасмас бросились к нему, а Сын Прыгуна остался стоять на месте. Он будто бы застыл, не в силах пошевелиться. Его глаза не отрывались от предмета, лежавшего у ног Рыбака.
Это был хар — людомарская короткая пика, помещавшая в себе два тонких копья из камнедрева, и ниус — плевательную трубку с ядовитыми дротиками.
Именно пика, выпав из ящика, двумя своими остриями поранила реотва.
Нагдин побледнел. Охотник видел это и с ужасом ждал. Наконец, Рыбак стал зеленеть и переходить в синий. Значит, хар был готов к бою. Только этим можно объяснить, что его острия были смазанны ядом.
Словно молния бросиля людомар к пике, схватил ее и обнюхал. Так и есть — яд!
— К воде! — приказал он. На него удивленно обернулись, но видимо вид охотника был таким, что холкун и пасмас решили сначала сделать, а уж потом спрашивать.
Они выволокли реотва наружу и подтащили к воде.
— Не давайте ему много дышать. Топите его! — Сын Прыгуна кричал последние слова, потому что мчался в лес, глубоко вдыхая в себя окружающие ароматы.
Краем глаза он заметил, как неясная тень метнулась параллельно его бегу, но решил сейчас не придавать этому значения. Время работало против него.
Хар, который он продолжал сжимать в руках, отличался от его собственного, оставленного неведомо где много зим назад. На этом, новом для него харе, помимо двух острых лезвий был еще один крюк, небольшой, но массивный, и тонкое лезвие ножа, прикрепленное вдоль древка. По всему было видно, что в этих землях хар претерпел влияние традиций реотвов — известных любителей бердышей.
Пика очень помогла ему взбираться на голые у подножия стволов деревья, служа охотнику крюком-зацепом. Сын Прыгуна кружил по лесу, раздувая легкие до боли, пока не услышал тонкий запах лежалой травы, которая ему и была нужна.
Рык раздался сзади него и топот тяжелых лап, но людомар уверенно передвигался по ветвям деревьев. Добравшись до нужного ему места, он стрелой метнулся вниз, срезал пожухлую после зимы траву и мгновенно забрался назад.
Не обращая внимания на тень крупного существа, которое промелькнула между стволами с угрожающим рыком, Сын Прыгуна направился в обратный путь.
Он едва успел пережевать траву на ходу и смазать этой кашицей язык и небо Рыбака. Лицо последнего было иссиня-черным и лишь белки глаз сверкали на этом фоне подобно ярким звездам на ночном небе.
— Уйдем в донад, — сказал охотник. — Здесь кто-то есть.
Они скрылись в норе входа плотно закрыв за собой дверцу.
Едва Нагдин занял свое место среди раненных, как людомар принялся внимательно осматривать найденных хар. Очень скоро он разглядел полузатертые знаки, значение которых не распознал. Охотник вертел пику и так, и сяк, но кроме этих двух непонятных символов на ней ничего не обнаружил. Та же самая процедура с копьями и плевательной трубкой дали такой же результат. Два символа на них были четче, но все равно не понятны.
— Людомар, если ты еще можешь не спать, оборони нас пока мы спим, — обратился к нему холкун. От пережитых треволнений его веко подергивалось, а рот постоянно открывался в широченных зевках.
Лоден и вовсе без предупреждения развалился на одной из лавок, сняв с них растения, и тут же захрапел.
Сын Прыгуна кивнул, хотя и сам чувствовал, что валится с ног от усталости.
Снаружи раздалось причмокивание. Некий зверь спустился к запруде на водопой. Охотник погасил кристаллы, осторожно пробрался к двери, открыл ее и выскользнул к воде. Ему не хотелось даром терять время.
Ночь стояла лунная. Он расположился на ближайшем к оврагу дереве, чутко поводя ушами и вглядываясь в полумглу леса.
Ожидания людомара были с лихвой вознаграждены. За ночь он набил немало дичи, слетавшейся к воде, поэтому, когда утром Кломм, тяжело дыша и прихрамывая, вышел из второй комнаты, он с удивлением заметил кучу свежеощипанной и свежеосвежеванной дичи. Лицо брезда озарилось улыбкой. Что могло быть приятнее еды после стольких дней беспрестанной борьбы.
